— В таком случае, — сказала Пеппер, — повтори нашему продюсеру то, что я сказала тебе в гримерной. Окончание фразы можешь придумать сам.

Боб улыбнулся:

— М-да, попал-таки я между волком и собакой.

— Так иди и объясни волку, что я ему предлагаю проделать.

— Ты хочешь, чтобы я посоветовал волку поцеловать собаку в задницу?

Пеппер встала.

— Ладно, — сказала она, — держись в сторонке.

И она направилась к Бадди, понимая, что к ней сейчас прикованы взгляды всей съемочной группы и «публики», сидящей в зале суда. Бадди уже вернулся к прежней его возне с «БлэкБерри».

— Не помешаю? — негромко осведомилась Пеппер.

— Что-то не так? — не поднимая глаз, спросил Бадди.

— Все так, если ты позволишь Бобу и мне заниматься нашим делом.

— У тебя есть мои указания.

— Давно ли ты надумал диктовать мне мои приговоры? Мы, по-твоему, где живем — в Северной Корее?

— Нет, у меня такое впечатление, что живем мы в Нью-Йорке. В городе, в котором актеры подчиняются требованиям, перечисленным в их контрактах.

— Понятно. Вот, значит, в чем дело. Что ж, выходит, я просто старая дура. Я почему-то думала, что мы должны решить, лез ли мистер Гомец под юбку миссис Робинсон.

— Это мы попозже обсудим, — скучающим тоном пообещал Бадди. — Боб, начни с «Мистер Гомец, суд пришел к выводу о том, что вы нарушили и так далее, и так далее, используя воздуходувную и так далее, в непристойных целях, и приговаривает вас и так далее». — Затем он повернулся к Пеппер: — И не могла бы ты вести себя малость посексуальнее? А то ты нынче какая-то квелая.

Боб взглянул на Пеппер. Пеппер смерила Бадди взглядом и вернулась на место судьи.

— Тишина на площадке, пожалуйста. Пять секунд. Три, две, одна и… начали.

— Мистер Гомец, — начала судья Картрайт, — суд пришел к выводу о том, что продюсер данного телевизионного шоу переполнился веществом, поименовать которое вслух я, поскольку шоу у нас семейное, не могу; вследствие этого суд постановляет, что продюсеру надлежит вставить шланг вашей воздуходувной машинки в ту часть его тела, которую я также поименовать не могу. Дело закрыто. Простите, что заставили вас поволноваться.

Покидая площадку, она спросила у Бадди:

— Тебе хватило сексуальности?

Чем съемочный день и завершился.

Пеппер снова вселилась в отель, из которого выписалась утром. Регистратор поинтересовался, надолго ли она останется у них на этот раз.

— Дьявольски интересный вопрос, — сказала Пеппер.

«Ладно, — думала она, поднимаясь на пятьдесят восьмой этаж, — по крайней мере, у меня будет куча времени для подготовки к слушаниям».

Происшествие на съемочной площадке телевизионного шоу «Шестой зал суда» за несколько минут стало достоянием блогосферы и Интернета в целом, а на следующий день получило широкое освещение и в прессе. На «Шестой странице», к примеру, было напечатано следующее:

Когда зазвонил ее сотовый, Пеппер корпела над делом «Грисуолд против штата Коннектикут».

Взглянув на определитель вызова, она спросила:

— Что?

— «Холоднее пингвиньей задницы»? — завизжал в трубке Бадди. — Ты хочешь наших спонсоров распугать?

— Я этого не говорила, — невозмутимо ответила Пеппер.

— Херня! Я до сих пор поверить не могу, что ты велела гребаному нелегальному иммигранту засунуть шланг в мою задницу. Да еще и при всех! Иисусе Христе… Но ладно, ладно. Не будешь ли ты так добра вернуться к работе? Мы потеряли целый съемочный день. Я заплатил нашим поварам и посудомойкам по профсоюзным расценкам — а за что? Мне один супчик, который они для нас варят, в миллион долларов обходится.

— Бадди, — сказала Пеппер, — у тебя подлинный дар выстраивать приоритеты.

— Ладно, — ответил Бадди. — Я — второсортная шлюха. Но я, по крайней мере, понимаю, кто я такой.

— И что это, черт побери, должно означать? — спросила Пеппер.

— Что должно, то и означает. И сказано от чистого сердца.

— Ты уволен, — сообщила Пеппер и потянулась к кнопке «КОНЕЦ».

— Ишь ты! Вот попадешь в Верховный суд — если попадешь, — тогда и будешь командовать. А пока вынужден напомнить вашей чести, что у вас имеется юридически обязывающий контракт. И не говори мне, куда я его должен засунуть.

— Я как раз собиралась посоветовать тебе сначала сложить из него красивого жирафа — ты же у нас знаток оригами. Так вот, дорогой, прежде чем я прерву нашу беседу, а я вот-вот это сделаю, мне хотелось бы поблагодарить тебя за то, с какой любовью ты поддерживал меня на важнейшем этапе моей карьеры. То, что ты был рядом, так много значило для меня.

И Пеппер нажала на кнопку «Конец».

Телефон тут же зазвонил снова.

—  Что? — спросила Пеппер.

Бадди спокойно уведомил ее:

— Если ты не появишься завтра на съемках, я предъявлю тебе иск за нарушение условий контракта.

— Ну и прекрасно, значит, встретимся в суде, — ответила она. — Занятно…

— Что?

— Мне всегда так хотелось произнести эти слова.

Глава 10

— У Картрайт возникли кое-какие новые, как бы это выразиться, обстоятельства, — по телефону сообщил президенту Грейдон Кленнденнинн.

— Слушаю, — настороженно ответил президент. Он провел на своем посту время достаточно долгое для того, чтобы понять: слово «обстоятельства» синонимично фразе «случилось нечто поистине страшное».

— Ее муж — продюсер их общего телешоу — уведомил Картрайт, что, если она уйдет из его передачи, он предъявит ей иск за нарушение договора.

Эта неожиданная и странная новость заставила президента Вандердампа задуматься. Он смотрел на полированную поверхность своего стола, изготовленного из обшивки боевого фрегата восемнадцатого столетия. Во флоте президент служил на авианосце. И порой этот стол казался ему полетной палубой, на которую нескончаемой чередой валятся подбитые, горящие боевые самолеты. Бам, бам, бам.А его обязанность — побыстрее отремонтировать их и снова отправить в полет.

— Да, — наконец сказал он. — Господи ты боже мой.

— Вот именно, — согласился Грейдон.

— Ему следовало усыпать ее путь лепестками роз. Делать ей массаж шеи. Говорить приятные слова, что-нибудь вроде «радость моя, я так горжусь тобой». А кстати, что он собой представляет, этот фрукт?

— Да кто ж его знает. Помните, что сказал Толстой о несчастливых семьях?

— Грейдон, — сказал президент, — прекратите.

— По-моему, Толстой сказал, что каждая из них совершенно уникальна. Я с этим джентльменом — если такое слово применимо к мистеру Биксби — незнаком, но, по всему судя, ему просто не хочется остаться без его телезвезды. Насколько я понимаю, она придает тому, что он делает, особый класс. Прочие его шоу ничем особенным не блещут. Самоубийцы, толстяки. Хотя кто может сказать, что является искусством, а что не является?